Сегодня — 90 лет со дня рождения художника мирового масштаба Анатолия Зверева
Художник мирового масштаба, чей гений не укладывается в каноны и рамки. Анатолий Зверев. Сегодня 90 лет со дня его рождения.
Бунтарь. За ним охотилась советская милиция, а коллекционеры — за его картинами. Они есть в лучших музеях планеты, а сам Зверев предпочитал жизнь бродяги, не имея даже мастерской. Рисовал на чем угодно и чем угодно. Стремительные линии, брызги, пятна краски, и вдруг из хаоса рождался пейзаж, портрет, иллюстрация. Почти 30 тысяч работ. Многогранный и неисчерпаемый — такой вот художник.
«Он посмотрел, сказал: "Садись, старуха, я тебя увековечу"», — рассказывает арт-директор Музея Анатолия Зверева Полина Лобачевская.
Всех дам и барышень, которых Анатолий Зверев просил позировать ему, а он увековечил тысячи женских лиц, называл старухами или детулями. И это не значило ничего, кроме его добродушия и способа завязать беседу.
«Он хотел, чтобы этот человек разговаривал с ним, чтобы он видел его более подробно. Он говорил: "Детуля, если тебя рисую я, значит, это ты"», — рассказывает Полина Лобачевская.
«Часто он идет от каких-то пятен, то есть сначала он изображает пятно, а потом как бы его детализирует, и оно превращается в лицо. Это написано было пальцами», — рассказывает заведующая отделом графики XX века Государственной Третьяковской галереи Александра Струкова.
Все его движения молниеносны, взгляд гипнотизирует. Хаос рождает пространство, а случайные брызги — объем и свет. Словно подключаясь к высшим сферам, Зверев блистательно иллюстрирует Гоголя и пишет портреты всего живого.
Весной 1960-го в популярный журнал Life публикует статью «Русское искусство, которое никто не видит». На одном развороте Ленин и автопортрет Зверева в образе Христа. В Москве страшный скандал, Зверева называют психически нездоровым. Но это лишь превращает его жизнь в отдельный акт творчества.
«Метро, час пик, Зверь вдруг всем заявляет: или я, или Ленин. Одно из двух», — вспоминает художник Дмитрий Плавинский.
Без чувства опасности Зверев работает лишь в гостях и на дачах у друзей. Его картины десятками вывозят за границу иностранные дипломаты.
«Он мог, например, эту картину нарисовать так быстро, так инстинктивно. Он даже не думал, это как если бы через него прошло», — рассказывает коллекционер Евгений Шапиро.
«Чувствуется эта энергия, этот жест. И он притягивает», — отмечает искусствовед Наталья Колодзей.
В то время, как работы Зверева вызывают бурю восторга на выставках в Нью-Йорке и Париже, Лондоне и Копенгагене, Вене и Брюсселе, сам он старается не появляться даже в своей тесной однушке на окраине Москвы. Так не любит этот район Свиблово, что называет его Гиблово. Ведь на него и стучат соседи, и милиция ищет за тунеядство, и почтовый ящик забит угрозами из вытрезвителей: не оплатите услуги — отсудим все имущество!
У Зверева не было ни мастерской, ни холстов, ни красок. Его гостей поражал только шкаф с дорогой одеждой.
«Ему давали в счет работ. Поносит, выбросит, дальше», — рассказывает поэт Владимир Алейников.
Художник Зверев и поэт Алейников вместе скитались по Москве, словно любимые зверевские Дон Кихот и Санчо Панса.
«Где-нибудь надо было ночевать — я почитаю стихи, он что-нибудь нарисует хозяевам», — вспоминает поэт Владимир Алейников.
Он мог создавать шедевры где угодно, хоть на листе обоев, и даже без красок — из травы, скорлупы, пивных пробок и окурков.
«Я говорю: послушай, старик, ты не боишься, что это все в один прекрасный день просто обвалится? Он говорит: "Не волнуйся, старуха, все, что надо, все останется, а что не надо, то упадет"», — вспоминает Полина Лобачевская.
Крепкий внешне, Анатолий Зверев ранимый внутри. Даже рубашки носил швами наружу, говорил: у художников слишком нежная кожа.
Свою музу и любовь Оксану Ассеву — она была старше его почти на 40 лет — Зверев боготворил. И ушел из жизни вслед за ней.
«Он был близок к Модильяни или, еще раньше, к Боттичелли по изысканности рисунка. Работы Зверева тебя захватывают. В них есть страсть. А что еще нужно?» — говорит искусствовед Михаил Швыдкой.
За 34 года, что русского художника Зверева нет в живых, его уникальный дар для себя открыли миллионы людей. А выставки словно перетекают одна в другую. А еще тысячи художников всего мира сегодня мечтают о премии Анатолия Зверева. Все это — выставка номинантов. И восхищение творческой и человеческой свободой Зверева здесь слишком очевидно. Словно разбрызгано повсюду, как от взмаха его безудержной кисти.